|
|
Илья Эренбург о преступления нацизма в Белоруссии. Леонид Смиловицкий
|
Леонид Смиловицкий
Илья Эренбург о преступления нацизма в Белоруссии
Документ*
Я был в Минске, Ракове, Ивенце, Молодечно, Сморгони и Вильно во время нашего наступления (1). Приходилось много бывать главным образом в воинских частях и поэтому в самих городах я бывал мало, да и сама обстановка не всегда отвечала целям моих поисков. В Вильно я был во время второго дня боев за город и мирного Вильно, успокоившегося, не видел. Уехал из города, когда на его западной окраине ещё кучки немцев сопротивлялись. Поэтому моё сообщение будет не полным. Первый город, который я проехал, был Борисов. О трагедии Борисова вы знаете, о ней писалось и сообщалось цифрой 10 тысяч человек. Это примерно подтвердилось. Место уничтожения (евреев, -- Л. С.) Разуваевка(2).
Когда я приехал в Минск, то прошло уже 4 часа после того, как первые советские танки вошли в город. Еще дома взрывались на улицах. При мне на улице, где я стоял, упало два дома. Город горел. Как только я столкнулся с первыми жителями, мне сказали, что некоторые евреи остались в живых в Минске в помещении СД. Я пошел туда и в кузнице СД нашел их. Это было несколько человек в очень тяжелом физическом состоянии, которые рассказали, как они уцелели. Гестапо оставляли среди евреев наиболее опытных ремесленников для своего обслуживания. Фактически, евреи находились в тюремном заключении и помещались либо в самом гестапо, либо в лагере при нем. Таких специалистов в Минске оказалось 200 чел., основную массу, по-видимому, немцы убили при отходе. Эти десять человек тоже знали, что их ждет и, заметив первое смятение немцев в Минске за пять дней до прихода наших спрятались в подземелье, которое они обнаружили под двором СД. Они просидели там пять суток, а когда вышли, то не были уверены кого увидят на верху. Это были советские танкисты, которые приняли евреев сначала за переодетых немцев -- с такой невероятной поспешностью кинулись те к ним, выйдя из-под земли. Солдаты их чуть не убили.
История этих людей очень трагична. Среди них есть австрийский еврей, которого я спросил, что ему известно о том, какие страны обслуживал этот лагерь. По данным, которые у меня были раньше, на территории Советского Союза убивали французских, бельгийских и датских евреев. Удалось установить, что в Минске убивали евреев из Чехословакии, Австрии, Праги, в Вильно -- евреев из Голландии. Австриец уцелел благодаря тому, что в тот день, когда его прислали, потребовался механик. Потом он присоединился к минским евреям -- нескольким портным, слесарям, часовщикам из Слуцка и Барановичей. Немцы заставляли автослесарей исправлять "душегубки" (газеваген), которые ежедневно совершали рейсы в Большой Тростинец. Этот автослесарь изучил "душегубку" в точности. Её последняя форма, о которой я писал, называлась ГК-ваген. Кузов моментально опрокидывается быстрым нажатием кнопки и выбрасывает тела удушенным.
Через несколько дней я ездил смотреть, как добивали окруженных немцев и видел, что к этим евреям обращались иностранные корреспонденты и был чрезвычайно рад этому, так как нашли живых свидетелей. Сами они -- лохмотья людей после всего перенесенного, глубоко разбитые и несчастные. Иностранные корреспонденты, главным образом американцы и англичане, не особенно верили в то, что делалось у нас. После приезда я прочитал одну статью Бреусфорда, где тот писал, что по всей вероятности, сообщения из Польши и России о зверствах немцах сильно преувеличены, но приходится признать, что в них есть истина. С другой стороны, отмечалось, что нацисты вели себя по отношению к англичанам корректно и, что уничтожение происходило не от их жестокости, а в силу их теории о том, что евреи и славяне представляют собой низшую расу. Убивали они их, исполняя свой определенный долг. Другая статья в New York Times говорила, что описание немецких зверств есть ни что иное, как фантазия описывающих их людей. Десять человек, не способные соврать даже своей собственной жене, настолько это были простодушные советские люди. То что они рассказали, было фантастично и я много опускаю.
Во время облавы на немцев я попал в Большой Тростенец. Там лежали люди из колхозов, которые были убиты немцами. Последних евреев убили, но не успели сжечь, поэтому сотни трупов лежали там, сложенные штабелями, как дрова и были узнаваемы. Среди них были женщины и дети. Были огромные горы человеческих останков, выкопанные для сожжения. В течение всего последнего времени немцы сжигали закопанных раньше людей. Это была вторичная работа, когда обозначилась мыслимость их отступления. Все производило страшное, фантасти-ческое впечатление. Большое количество черепов, измеряемое тысячами, было свалено в поле. В противоположной стороне лежали аккуратно сложенные, но не сожженные тела. Я писал в Красной звезде, что здесь увидел элемент справед-ливости, который благословил в своем сердце. Немцы пытались выйти из окружения именно здесь. Это было случайностью, они кинулись на Могилевскую дорогу около Тростенца. Я видел наших бойцов, которые проходили мимо и слышал, что они говорили -- там ни один немец в живых не остался. Вслед за картиной страшных преступлений я три часа спустя проехал в знойный день по Могилевскому шоссе и видел расплату. Шоссе было завалено немецкими трупами, нельзя было дышать. Вот что я могу рассказать о Минске и Большом Тростенце.
После этого я поехал в сторону Лиды и был в двух городах -- Ракове и Ивенце. Раков совершенно сожжен. Настоятель католического собора ксендз Ганусевич, с которым я долго беседовал, рассказал об убийстве евреев. Рассказал в деталях. Верно. У него болел зуб и он сидел у еврея-дантиста, когда велись переговоры. Дантист думал, что его будут убивать. немцы торговались, чтобы его высылку задержали до тех пор, пока он не запломбирует зуб. Немцы, которые кокетничали с населением, спрашивали сколько времени для этого потребуется. Если полчаса, то можно, а если два часа, то нельзя -- они торопятся. Евреев собрали в синагоге и сожгли. Ганусевич видел, как еврейские женщины пытались из огня выбрасывать своих детей и как этих детей немцы убивали. В Ивенце был палач, которого звали немец, он лично убивал. Ему это доставляло удовольствие. Он был садист. Убивал по-разному. Главным образом, выстраивал и пробывал сколько можно прострелить за один раз. Я был в танковом корпусе за Ивенцом. Вечером к генералу, командовавшему корпусом, пришла представительница партизан-ского отряда, молоденькая девушка. Было темно, мы сидели под деревом во дворе. Лица её видно не было. Ужинали. Она сообщила, что партизаны уже приготовили мост для танков и те могут без промедления двигаться на Запад. Налибокскую пущу у Ивенца партизаны очистили от немцев и дорога танкам открыта. По выговору я определил её национальность. Её оставили ужинать. Девушка оказалась студенткой Минского университета(3) и сказала, что их (евреев -- Л.С.) довольно много, не назвав цифры. Она сказала, что много восточников-евреев сражаются в отрядах Западной Белоруссии(4). Разговор был деловой, девушка спешила и я не мог распросить её подробно о судьбе других евреев. Это была первая отрадная встреча. Потом, прощаясь с ней в хате, я разглядел её, я увидел хорошенькую молодую девушку-еврейку с револьвером, воюющую. И это было большим утешением и большой опорой.
Дальше я поехал по направлению к Вильно. Все города между Минском и Вильно были уничтожены. Жителей не много, но все-таки мне удалось разыскать их. Они рассказывали об одном и том же. О судьбе евреев, об их гибели, отметив, что некоторые ушли в лес. Хочу остановиться на одном обстоятельстве, на том различии, которое имелось среди евреев западных и восточных районов Белоруссии. Там больше партизан и это объясняется главным образом тем, что евреев в Западной Белоруссии сразу не убивали. В Западной Белоруссии и Литве уничтожение евреев растянулось на два-три года. Люди могли организовать сопротивление, побеги, уходили. У них было время оглядеться. Наших (в восточной Белоруссии -- Л.С.) евреев убивали врасплох, не давая опомниться, а там было положение другое. Но все это ничтожная цифра, потому что уйти было чрезвычайно трудно. Чтобы стать партизаном нужно было достать оружие. Самое трудное это первый немец, от которого берешь автомат. Если нет первого немца, у тебя нет оружия и ты попадешь к немцам в руки. Солдат получает винтовку, а партизан в тех районах должен был достать свою винтовку сам. Это было чрезвычайно трудно и, за редким исключением, удавалось только крепкой физически молодежи.
В Сморгони сказалась изумительная национальная политика немцев. В царское время Сморгонь была довольно большим городом. Там была кожевенная промышленность, делалась обувь, баранки для Петербурга. Тогда в городе проживало 40 тыс. чел. Во время польского периода(5) в Сморгони было всего восемь тысяч населения, среди которых половину составляли евреи, как и почти во всех других городах Западной Белоруссии. Другая часть населения делилась пополам на католиков и православных. Белорусов и поляков там различить трудно. Человек сам о себе заявлял православный он или католик. Когда он католик, то думает, что он поляк, а если православный, то белорус или украинец. Евреев убили в Сморгони довольно быстро. Осталось четвре тысячи человек. Сморгонь объявили польским городом, язык официальный -- польский. На белорусов накинулись. Потом Сморгонь объявили белорусским городом и начали бить поляков, запрещали польский язык, уничтожая последних. Прошло некоторое время и Сморгонь присоединили к Литве, хотя литовцев там не было ни одного человека. Несколько фашистов, прибывших из Каунаса, начали проводить литовизацию и уничтожать белорусов и поляков одинаково на равных началах. Это очень показательная политика, натравливания одной части населения на другую. Если в Вильно литовские фашисты убивали поляков, то в Каунасе эстонские фашисты убивали литовцев. Это была очень сложная диаграмма различных характеристик национальных карательных отрядов и убийств, которые совершались.
Настоящий документ был выявлен в 1998 г. в фонде Еврейского Антифашистского Комитета (ЕАК), находящегося на хранении в Москве в государственном архиве Российской Федерации. ЕАК был создан в самый трагический период в истории советского еврейства -- годы второй мировой войны и Катастрофы европейского еврейства. Деятельность Комитета вышла за пределы, предусмотренные властями при его образовании. Он не только информировал международную общественность о политике немецкого геноцида в отношении евреев, собирал средства для нужд обороны, но и стал единственным в Советском Союзе центральным еврейским органом, неразрывно связанным с судьбой советских евреев. После ликвидации Комитета в ноябре 1948 г. вся его документация была изъята и десятки лет находилась в архиве Министерства государственной безопастности (МГБ, позднее КГБ -- Л.С.), а затем была передана на закрытое хранение в ГАРФ. Возможность познакомиться с этими материалами появилась у историков только после 1990 г.(6).
Автор документа, Илья Эренбург (1891--1967 гг.), был одним из самых популярных писателей и публицистов в стране, пользовавшийся признанием в высших эшелонах власти. Он являлся членом президиума Еврейского Антифашистского Комитета и был хорошо осведомлен о политике Гитлера в отношении евреев. В 1936--1939 гг. Эренбург работал военным корреспондентом в Испании, написал антифашистский роман "Падение Парижа" (1940 г.). В период советско-германской войны он работал в Красной Звезде(7), печатался в Правде, Известиях, фронтовых и армейских газетах, часто выезжал на фронт. Публицистические выступления Эренбурга были наделены большим пафосом и пользовались широкой известностью. В них писатель разоблачал нацизм, отстаивал достижения европейской цивилизации и культуры, общечеловеческие ценности. В годы войны были изданы ряд сборников статей и репортажей Ильи Эренбурга на эту тему(8).
Именно Илье Эренбургу принадлежала идея издания сборника докумен-тальных свидетельств о Катастрофе евреев в СССР -- "Черной книги"(9). В 1942--1944 гг., посещая в качестве военного корреспондента районы, освобожденные от нацистской оккупации, Эренбург начал собирать материалы об уничтожении евреев, часть из которых использовал в газетных публикациях. Человек, тщательно экономивший своё время, он подолгу и внимательно слушал рассказы тех, кто пережил геноцид. С особой симпатией он относился к евреям, боровшимся с врагом с оружием в руках -- партизанам и подпольщикам гетто. Неудивительно, что еврейские бойцы именно ему открывали свою душу. В 1944 г., когда победа над Германией становилась все более реальной, а Красная Армия почти ежедневно продвигалась на Запад, общественное признание Эренбурга достигло вершины. 1 мая 1944 г. он был награжден высшей наградой Советского Союза -- орденом Ленина. Евреи видели в Эренбурге выдающегося представителя своего народа и обращались к нему, несмотря на то, что возможность писателя практически помочь им была очень ограничена(10).
3 июля 1944 г. Эренбург был среди первых очевидцев последствий массовых убийств в Тростенце. Его доклад на заседании Еврейского Антифашистского Комитета от 26 июля 1944 г. в Москве произвел неизгладимое впечатление на присутствовавших. К тому времени уже появились первые сообщения об этом лагере в иностранной печати. Еврейская газета в Нью-Йорке Aufbau в конце июля 1944 г. приводила рассказ о лагере Тростенец Бурштейна, который попал туда после ликвидации гетто в Барановичах(11). В Советском Союзе в течение продолжительного времени эта и подобная ей информация, по понятным причинам, была недоступна.
Тростенецкий лагерь смерти был организован нацистами в сентябре 1941 г. в 10 км от Минска для массового уничтожения гражданского населения и советских военнопленных. Его территория была обнесена забором с колючей проволокой. По углам были установлены деревянные вышки, на которых круглосуточно дежурила охрана с прожекторами. Около брамы (ворот) находилось караульное помещение. Осужденные доставляли из лагерей, тюрем и гетто Минска и других городов Белоруссии. Их держали в нескольких длинных бараках, в которых были устроены нары из неструганых толстых досок в три яруса. Подстилки и матрацев не было. Массовые расстрелы проводились в урочищах Благовщина (с сентября 1941 г. по октябрь 1943 г. убито 150 тыс. чел.). Затем нацисты прекратили экзекуции и перенесли их в урочище Шашковка около д. Малый Тростенец (с октября 1943 г. по июнь 1944 г. там было убито более 50 тыс. чел.). Всего по официальным данным здесь погибло 206 тыс. 500 чел. Лагерь смерти Тростенец по количеству жертв стоит на четвертом месте в оккупированной немецкими войсками Европе после Освенцима (4 млн. чел.), Майданека (1 млн.380 тыс. чел.) и Треблинки (около 800 тыс. чел.) (12). В 1995 г. историко-мемориальный фонд "Тростенец" в Минске сделал заявление о том, что после изучения его сотрудниками архивных данных можно говорить, что количество погибших в Тростенце составило 546 тыс. чел.(13).
В Тростенце убивали, как евреев, так и неевреев. Установить точное количество жертв по их национальной принадлежности пока не представляется возможным, но можно утверждать, что здесь были убиты десятки тысяч евреев из Белоруссии, Германии и других стран Европы. Транспорты с евреями из Австрии, Голландии, Германии, Венгрии, Польши, Франции и Чехословакии для отправки сюда формировались в Берлине, Ганновере, Дортмунде, Мюнстере, Дюссельдорфе, Кёльне, Франкфурте-на-Майне, Касселе, Штутгарте, Нюрнберге, Мюнхене, Вене, Бреслау, Праге и Брно. По договоренности с шефом германской полиции безопасности и СД один охранник приходился на 12 чел.(14). В Минск только с сентября 1941 г. по октябрь 1942 г. было доставлено более 35 тыс. евреев из Третьего рейха. В обращении минчан к Сталину в августе 1944 г. говорилось о 40 тыс. иностранных евреев, погибших в гетто Минска и его окрестностях. По последним данным, в БССР нацисты уничтожили не менее 55 тыс. евреев из семи стран Европы(15).
На территории Минского гетто было устроено изолированное зондергетто для так называемых "гамбургских евреев" по имени первого эшелона евреев, доставленного сюда из стран Европы и Германии. Выяснилось, что часть иностранных евреев имела совершенно неправильное представление о своем будущем. Нацисты внушали им, что они являются авангардом немецкой колонизации на Востоке(16). На заседании начальников главных отделов генерального комиссариата Белоруссии 29 января 1942 г. давалась характеристика местным и иностранным евреям. О евреях из Советского Союза говорилось, что они натуры упрямые и работают с неохотой. Евреи, привезенные из Европы, "проявляют старание в работе и надеются, что после победоносного окончания войны их возвратят в старую империю". На совещании давались рекомендации поддерживать эти иллюзии, чтобы добиваться повышения их производительности труда(17).
Часть евреев из Европы, направленных в Белоруссию, уничтожали сразу по прибытию к месту назначения. Другим временно откладывали эту участь, чтобы использовать их труд. Дж. Мозер вспоминал, что в мае 1942 г. его в числе группы евреев из Австрии повезли из Вены в Минск. До Волковыска они ехали в пассажирском вагоне, а потом пересадили в вагоны для скота. На вокзале в Минске их встретили СС и полиция. Для перевозки больных и тех, кто потерял рассудок за время пути, престарелых и немощных были приготовлены большие серые грузовые машины, в которые людей бросали без разбора. Из числа прибывших 80 чел. отправили в Малый Тростенец и разместили в лагере из прогнивших амбаров и конюшен. Когда привозили новых людей, то потерявших работоспособность забирали в другие "местечки" или в "больницу". Так обозначали место в 4--5 км от Малого Тростенца по Могилевскому шоссе, где их убивали(18). 21 июня 1943 г. рейхсфюрер СС Гиммлер издал приказ о ликвидации всех оставшихся гетто на территории Остланд. Трудоспособных предписывалось переводить в концлагеря под управлением СС, а не гражданской администрации, которой до этого подчинялись гетто. 1 сентября 1943 г. в зондергетто прибыл шеф Минского гетто Риббе и отобрал 250 здоровых мужчин, которых вывезли на машинах и расстреляли, 14 сентября 1943 г. наступила очередь женщин, стариков, детей и больных(19).
Одно из первых свидетельств о Тростенце было сделано 7 июля 1944 г. четырьмя людьми, которые рассказали о ликвидации там 300 заложников из Минска в сентябре 1943 г.(20). 19 июля 1944 г. старший лейтенант госбезопасности Краснов допросил в качестве свидетеля жителя д.Большой Тростенец Петра Головача, который видел, как немцы утрамбовывали трупы расстрелянных людей в ямах гусеничным трактором, а затем снова накладывали тела доверху(21). В докладе Ильи Эренбурга упоминаются специальные автомобили ("газенваген"), предназначенные для удушения людей газом. В июле 1944 г. бывший полицейский 11-го батальона СС Шлык показал на допросе, что в октябре -- ноябре 1943 г. в Минском гетто использовались специальные автомобили для ликвидации узников, которые местные полицейские между собой называли "душегубки". В каждую машину вталкивали от 30 до 50 чел., которых отравляли выхлопными газами во время следования. В декабре 1943 г. из Минской тюрьмы в район Тростенца доставляли заключенных, которые хоронили трупы ранее убитых узников гетто(22). Это же подтверждает и унтершарфюрер СС Франц Гесс, член зондеркоманды, действовавшей в Вилейке и Минске. По его словам, в конце июля 1942 г. в Минске было уничтожено 18 тыс. евреев. Четыре душегубки работали круглосуточно, делая по 5--6 рейсов в оба конца. Кроме них, было задействовано от 20 до 30 крытых брезентом грузовых автомобилей, которые транспортировали узников(23).
Эренбург рассказывает, что нацисты в Тростенце сжигали трупы убитых людей, чтобы скрыть следы своих преступлений. Решение о ликвидации свидетельства массового геноцида было принято высшим руководством Рейха в июне 1942 г. Эта кампания получила кодовое название "операции 1005". На территории Советского Союза первые такие работы начались в конце сентября 1943 г. в Бабьем Яру под Киевом. В Белоруссии для осуществления этой операции было отведено 7 недель. В Тростенце аналогичные действия нацисты предприняли, начиная с 27 октября 1943 г. Они сопровождались большими мерами предосторожности после того, как группа евреев, сжигавших трупы под Киевом бежала. Один из них выступил по радио в Москве и рассказал об этом. В Малом Тростенце комендант лагеря получил подкрепление из 60 чел. немецкой военной полиции и 30 белорусских полицейских. Все ямы в урочище Благовщина были откопаны. Среди 34 могильников были очень крупные, размером 50м. х 5м. Х 5м., в которых были погребены в среднем по 4.900 трупов. Можно представить себе темп этих работ, когда нужно было сложить 24 костра по 200 тел в каждом. Трупы поливали смолой и перекладывали дровами. В среднем, каждый такой костер горел два дня. После сожжения пепел убирали. Для подвозки дров были мобилизованы крестьяне ряда волостей. 5.000 кубометров дров доставили из урочищ Любавщина и Даниловщина, 2.000 кубометров -- из бора Апчак и др.(24). Однажды по ошибке вместе с возчиками послали еврея из Австрии, который исчез. В Благовщину для вскрытия могил и сожжения трупов сначала привезли 100 белорусских евреев из Минского гетто. Но те отказались подчиниться (в документе буквально: "взбунтовались" -- Л.С.) и были отправлены в душегубках. На смену прислали заключенных из Минской тюрьмы. Это были люди, вину которых или еще не доказали, или она оставалась несущественной. По мнению нацистов, это оставляло последним надежду, что их жизнь вне опасности и они будут сохранять спокойствие. После окончания работ этим людям обещали освобождение. Тем не менее, на них надели кандалы, а на ночь запирали в бункере недалеко от вскрытых могил, приковывая друг к другу дополнительно общей цепью. Когда задание было выполнено, комендант Тростенца лично благодарил каждую партию, узникам выдавали мыло, полотенца и говорили, что везут в баню. На самом деле, роль "траспортного средства" отводилась душегубке(25).
В октябре 1943 г. в урочище Шашковка построили кремационную яму-печь, где сжигали тела расстрелянных и отравленных газом людей. От магистрали Минск--Могилев к печи была выстроена шоссейная ветка. К печи был специальный спуск для автомашин. Дальше лежали рельсы, на которых были укреплены листы из железа с отверстиями. Часто в огонь бросали тех, кто ещё оставался живым. Отдельные группы людей подрывали гранатами. Сведения об устройстве кремационной печи в Тростенце приводились в сообщении Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их пособников (ЧГК СССР) по г. Минску и его окрестностям. У входа к печи были обнаружены бочка и черпак с остатками смолы, оставалась масса мелких перегоревших человеческих костей. Тут же были разбросаны личные вещи убитых. При немецком отступлении в июне--июле 1944 г. в хлеве и штабелях из бревен в Тростенце было сожжено ещё 6,5 тыс. чел.(26).
Почти пятьдесят лет после окончания второй мировой войны умалчивалось, что в Тростенце убивали евреев. Стандартный обелиск у магистрали Москва--Минск свидетельствовал только массовой гибели там советских граждан. Это место было в числе обязательных мероприятий, проводимых к каждой годовщине победы над Германией. Сюда приводили тысячи школьников и студентов, рабочих и служащих, но никто и никогда не вспоминал там о евреях. В д. Большой Тростенец был установлен памятник жертвам фашистского террора, а в Малом Тростенце -- памятный знак, на которых упоминались только анонимные советские граждане, погибшие от рук нацистов и их пособников в 1941--1944 гг. Атрибуты убийства -- носилки для переноски трупов, бочка для смолы, сгоревшие кости и пепел, фотоматериалы ЧГК СССР, до сих пор демонстрируются в Белорусском государственном музее истории Великой Отечественной войны без всякого упоминания о евреях.
После посещения Минска Эренбург побывал в Борисове, Ракове, Ивенце, Сморгони и везде интересовался судьбой евреев. Финал был известен и изменить его было невозможно, но писателя интересовали подробности. Где организовали гетто, как вели себя его узники? Кто им помогал и почему, а кто предавал и мучил? Как изменились отношения бывших соседей евреев и неевреев с приходом немцев? Кто персонально осуществлял политику геноцида и т. д. Это были далеко не праздные вопросы. В наши дни, спустя годы, стало возможным уточнить некоторые подробности. В Борисове (71 км от Минска) евреи жили, начиная с ХVI в. Борисовский кагал в ХVП в. был одним из важнейших в Великом княжестве Литовском (ВКЛ). Евреи торговали хлебом и лесом с Ригой по Двине и с Южной Россией по Днепру. Борисовские евреи славились изготовлением праздничных печений и лакомств. В 1897 г. евреи составляли 7.722 чел. В период оккупации Белоруссии польскими войсками в 1920 г. Борисов был в числе мест, где прошли наиболее жестокие еврейские погромы. В 1926 г. евреи составляли 8.355 чел., а в 1939 г. -- 10.011 чел. или 20,4% от общего населения города. Борисов был занят немецкими войсками 2 июля 1941 г. Первые карательные акции были проведены в Борисове в конце августа и в октябре 1941 г. по улицам Красноаремейской и Слободка, где нацисты расстреляли около 7.000 евреев(27). По данным Александра Розенблюма, ликвидация Борисовского гетто началась 20 октября 1941 г., а не 9 ноября, как утверждают другие источники. В Борисове 20--21 октября было расстреляно 7.245 евреев, но учитывая последующие акции количеств жертв достигло около 9 тыс. чел. Активное участие в расправе принимали оберштурмфюрер СС Краффе, зондерфюрер Айхе, бургомистр Борисова Станислав Станкевич и местные жители -- начальник городской полиции Петр Ковалевский, шеф службы безопасности Давид Эгоф, полицейские Клим Будник, Михаил Морозевич, Петр Логвин, Михаил Гринкевич, Константин Пипин и др. Братские могилы были переполнены. Кровь просачивалась на поверхность и стекала к реке Березине. Тогда нацисты приказали насыпать известь и новый слой грунта. Сегодня в Борисове активно действует культурно-просветительное общество "Свет миноры", которое изучает историю и опыт Холокоста. В 1990 г. на углу бывших улиц Свободы и Загородной (ныне Лопатина и Рубена Ибаррури) его усилиям был установлен памятный знак. Это морёный валун с надписью: "Здесь с 27 августа по 20 октября 1941 г. находились ворота гетто, предсмертного обиталища 9 тыс. мучеников жертв геноцида"(28).
В Ракове (38 км от Минска) евреи жили в эпоху Речи Посполитой с первой четверти ХVП в. Они были откупщиками таможен, питейного, соляного и других сборов, арендаторами различных угодий, искусными ремесленниками. Гончарные изделия и изразцы из Ракова были известны далеко за пределами Белоруссии. В 1897 г. евреи составляли здесь 2.168 чел. или 59,5% от общего количества населения города. До начала советско-германской войны в Ракове проживало 928 евреев. По свидетельству братьев Михаила и Гирша Раяк, в Ракове полиция была организована в первый же день после прихода немцев. Сразу начались грабежи еврейского имущества. 26 сентября 1941 г. гебитскомиссар Гендель заставил принести на площадь Ракова Тору, развести огонь и сжигать её, а еврейских девушек плясать и петь "hа-Тикву". 4 февраля 1942 г. евреев загнали в Холодную синагогу, забрали ценности, раздели, издевались и били. Потом облили здание бензином и бросили гранаты(29). Дора Ивейвехман вспоминала, что в воздухе и спустя месяц пахло паленым человеческим мясом. Всего с августа 1941 г. по февраль 1942 г. в Ракове было убито 1.050 чел.(30).
В Ивенце (56 км от Минска) евреи поселились с 1598 г. Как и в других городах Белоруссии они занимались здесь ремеслами, посреднеческой деятельностью и откупными промыслами. В 1897 г. евреи насчитывали 2.670 чел. или 50,2% от общего количества жителей. Ивенец был занят немецкими войсками уже 25 июня 1941 г. и стал местом истязаний, грабежей и насилия. Без различия возраста и пола евреев выгоняли на тяжелые и унизительные принудительные работы: дробить камни вручную, выкапывать и закапывать ямы, убирать руками нечистоты и испражнения. Из 2.150 чел., погибших за три года оккупации в Ивенце и его районе, евреев было 2 тыс. чел., поляков и белорусов -- 50 чел. и советских военнопленных -- 100 чел. Среди евреев большинство жертв составили женщины и дети: 1000 женщин, 600 детей и 400 мужчин. Расстрелянные были похоронены в братских могилах в окрестностях Ивенца, в "сосеннике" (молодой лес -- Л. С.) под названием Пищуги, полукилометре от д. Кардуна(31).
Сморгонь (107 км от Минска) в эпоху Речи Посполитой была местечком Виленского воеводства Ошмянского повета. Евреи жили тут с ХVI в. и в 1897 г. насчитывали 6.743 чел. или 75,7%. После советско-польской войны 1920 г. Сморгонь вошла в состав Польши и находилась там до 1939 г. Перед нападением Германии на Советский Союз еврейское население составляло здесь около четырех тысяч человек.(32). С приходом немцев шефом районной полиции стал обер-лейтенант Вольтман, а начальником районной управы -- Перповский. В октябре 1941 г. гетто устроили по улице Чистая в помещениях бывшей синагоги, еврейской школы и прилегавших к ним домах. Его окружили дощатым забором и рядом колючей проволоки, по которой пропустили электрический ток. В гетто согнали евреев Сморгони и близлежащих деревень (3.280 чел.). Заключенных заставляли убирать мусор, чинить дороги, заготавливать дрова, морили голодом, били. Медицинской помощи не оказывали, заболевших тифом и дизентерией, расстреливали. Однако акции массового уничтожения в Сморгони нацисты не проводили. В декабре 1941 г. узников вывезли в Ошмяны, а потом в сторону Вильно(33). В родной город после войны вернулись единицы.
Выступление Ильи Эренбурга в июле 1944 г. стало ещё одним свидетельством политики геноцида на оккупированной территории Советского Союза. Некогда многочисленные и цветущие еврейские общины Минска, Борисова, Ракова, Ивенца, Сморгони и других мест навсегда прекратили своё существование. Что касается самого писателя, то после окончания войны власти по-прежнему нуждались в его услугах и авторитете. В конце 1945 г. его посылают в Германию обозревателем на Нюренбергский процесс главных немецких военных преступников. Там в большинстве своих репортажей Эренбург затрагивал тему уничтожения евреев. Он считал, что антисемитизм является международным языком фашизма. Публикации этих выступлений в Советском Союзе, где в послевоенные годы антисемитизм набирал силу, делало его в глазах евреев защитником их от национальной дискриминации. Отношения Эренбурга с ЕАК в 1945--1948 гг. испортились на том основании, что, по мнению писателя, советские евреи меньше всего нуждались в антифашистской пропаганде, а главная задача Комитета должна была заключаться в "борьбе против антисемитизма у нас в стране"(35). Пережитое им нашло отражение в романе "Буря" (1947 г.), удостоенном Сталинской премии. С 1950 г. Эренбург был избран вице-президентом Всемирного Совета Мира, неоднократно становился депутатом Верховного Совета СССР, был награжден многими орденами и медалями, труды его переводились на многие языки мира(36). Сама личность Ильи Эренбурга была очень противоречивой, продолжает привлекать внимание исследователей и не имеет однозначной оценки(37).
|
|
|
