|
|
КОНЕЦ ЕВРЕЙСКОГО КЛАДБИЩА, 1-я часть
|
КОНЕЦ ЕВРЕЙСКОГО КЛАДБИЩА
Х.Зельцер
В целом ворохе писем, которые просили меня передать
друзья и знакомые, одно оказалось без адреса. Не было и
номера телефона на конверте: Довольно плотный пакет, я заглянул
внутрь (благо он не был запечатан) , но подпись в конце мне
тоже ни о чём не говорила. Я стал читать -- письмо меня
заинтересовало: Было ясно, что оно адресовано вполне конкретному
человеку, но по видимому, я его не знал: Я перепечатал письмо,
удалив все частности и немного подредактировав по своему
усмотрению. Вот что получилось :
ПИСЬМО БЕЗ АДРЕСА НА КОНВЕРТЕ
ИЛИ ГЛАС ВОПИЮЩЕГО:
: Недавно, Миша, я проходил мимо дома, где была когда-то
квартира твоих родителей. Я начал считать время -- и ужаснулся !
Оказывается, прошло уже двадцать три года со времени вашего
отъезда. Мы ещё были сравнительно молодыми людьми, до сорока:
Помнишь, мы с тобой вывозили отсюда мебель, нехитрый
скарб твоих стариков : две кровати, диван, комод какой-то,
чтобы где-то на частном дворе упаковать это в "ящик" (была тогда
такая , не очень простая процедура).
Стояла неплохая погода конца лета, было тепло, иногда
даже выглядывало солнце. Машина задерживалась, и мы долго
стояли на углу возле дома: А потом потихоньку двинулись через
улицу и сквозь пролом в ограде оказались на территории Еврейского
кладбища. По узким проходам между камнями-памятниками я шёл за
тобой куда-то в выпущенной недавно у нас, называется она:
"Минск, страницы жизни дореволюционного города", я прочёл
удивительную вещь. Оказывается, до 1917 года в городе проживало 40%
евреев:
(Белорусы, как ни странно, составляли всего 8% населения!)
Еврейское кладбище располагалось внутри города и, судя по
памятникам тех лет, народ в стране не бедствовал. На карте 1912 года
оно ограничивалось треугольником улиц Слободской, Еврейской и
Московской. Уже в Советское время улицы были переименованы :
Слободская стала Мебельной , Московская -- ул. Клары Цеткин (хоть,
как говорят, ноги её отродясь здесь не ступало). Название
"Еврейская" поменяли на более "благозвучное" -- "Коллекторная", в
честь канализационного коллектора, проложенного здесь в годы
Советской власти. Именно на этой улице я и работаю.
Итак, в 1974 году, когда я перешёл сюда работать,
ситуация ещё не сильно отличалась от той, которая была в
момент твоего отъезда. Правда, в нижней части было уже расчищено
место для спортивных площадок расположенного на ул. Мебельной
училища строителей: Постепенно разбирали ограду . Делалось это
незаметно : то ли по вечерам, то ли по выходным дням небольшими
участками. Иногда в каком-нибудь пролёте ограды устраивался
провал между кирпичными столбами. К провалу подъезжала машина,
оборудованная небольшим краном. И на неё, при помощи брёвен и
троса, затаскивались особенно ценные блоки. (Теперь эти камни
легко можно узнать на других кладбищах города, их выдаёт
классическая обработка, совсем не свойственная современным памятникам.)
Примерно года через два была полностью демонтирована
ограда и снесены главные ворота -- трёхнефная кирпичная арка с
шестиконечной звездой:
Как-то зимой я зашёл в одно из помещений института
на втором этаже. Помещение было просторным, метров 7-8 в
ширину. Вся наружная стена представляла собой оконный проём. И во
всю ширину просматривалось кладбище. Время было предвечернее.
Освещённые верхние этажи призрачным синеватым светом подсвечивали
живописно прижатые друг к другу памятники с высокими снежными
шапками. Панорама была печально - великолепной. Кладбищенской
ограды уже не было, и первый ряд камней крупно возникал своим
заснеженным основанием на длинном белом подоконнике. Закрыв за
собой дверь, я некоторое время стоял и любовался. В зале,
заполненном столами с небольшими чертёжными досками (высоких кульманов
у нас тогда ещё не было), в середине в согбенной позе над
листом ватмана сидел седой человек. (Ты его, Миша, знаешь --
фамилия его Минкович. Он сейчас где-то в Канаде. Ты помнишь
его типично еврейскую физиономию ?) Я подумал, какой бы
интересный снимок можно было бы сделать и стал ходить вдоль стены,
приседая и поднимаясь, отыскивая интересные точки для съемки. Он
посмотрел на меня долгим испытующим взглядом, как на
ненормального, но не обмолвился ни словом: Жаль не было у меня тогда
с собой фотоаппарата.
Уже потом я жалел, что нет у меня кинокамеры. Это
было, когда памятники стали разбивать при помощи механической
раскачиваемой "бабы" : Я даже задумывал нехитрый сценарий, правда,
отдавая себе отчёт, что ни на каком смотре кинолюбителей
показать его не удастся. Мне представлялось, что в начале на
экране возникнут какие-то живописные группы памятников, отдельные
камни, фрагменты, надписи, в сопровождении грустных еврейских
мелодий. Могли бы прозвучать куски из песен на "идиш" (например
"идише мамэ"), колыбельная: Потом вдруг колыбельная, звучащая на
фоне какой-нибудь плиты, постепенно заглушается всёпобеждающим
рокотом мотора. Камера поворачивается в сторону и "наезжает" на
мощные гусеницы крана, подминающие под себя каменные обломки.
Крупно : железная баба обрушивается на памятники, ещё удар, ещё
удар : Камера удаляется и снова на экране живописные группы
каменных надгробий и тревожные аккорды классической музыки: К
сожалению, фильм так и остался благим намерением. Просто, не было
никакой уверенности, что где-нибудь когда-нибудь можно будет это
показывать. Да и не безопасно было заниматься съёмкой в этом
месте. Всякое могли пришить.
Процедура разрушения длилась около двух лет. Обломки
камней грузились на самосвалы и увозились. А частично
заравнивались бульдозерами в грунт: Вскоре всё кладбище превратилось в
пустырь, в летнее время густо зараставший чертополохом.
Ещё во времена Сталинского плана преобразования природы
между каменными плитами были высажены тонкие хлыстики тополей.
(Помнишь кантату, регулярно звучавшую когда-то по радио :
"Тополи, тополи, скорей ступайте во поле !") Теперь они разрослись и
доминировали на пустыре, давая прохладу "сообразительным" людям,
соображавшим на троих, на двоих и по другому. А вечерами
находиться здесь было не безопасно.
Потом, через какое-то время, в верхней части был
разбит сквер : подсажены деревья, проложены дорожки, поставлены
скамейки. Нижняя же, большая половина территории, оставалась
пустырём ещё очень долго.
К началу лета здесь развивалось буйство трав, сперва
жёлтые одуванчики, а потом уже всё остальное в положенной
последовательности: В июне месяце тут свирепствовали тополиные вьюги.
Пуха бывало так много, что вся зелень покрывалась белой
пеленой: Несколько сильных ливней с грозами -- и вновь яркие зелёные
цвета. Однажды под вечер, засидевшись после работы, я был
вознаграждён великолепными звуками соловьиных трелей, доносившихся из
кладбищенских зарослей.
Обычно в обеденный перерыв окрестности оглашались
криками заядлых спортсменов-любителей из нашего института. У нас
образовалась группа всепогодных футболистов в рангах от техника до
главного специалиста отдела. Каждый день вместе со звонком на
обед они вырывались из главного входа института пёстрой
колоритной толпой, одетые во что придётся. Гоняя впереди мяч, они
пересекали улицу и неслись сломя голову к футбольному полю в
центре кладбища. И ровно полчаса метались за мячом взрослые дядьки,
подстрекаемые воплями институтских болельщиков, которые были им
тут гарантированы только в случае хорошей погоды:
Но это, пожалуй, лирическое отступление. Вообще-то моё
повествование носит менее весёлый характер.
Мне приходилось пересекать кладбище довольно часто, то
ли утром по дороге на работу, то ли во время обеда. И
всякий раз здесь можно было обнаружить новые и новые раскопанные
могилы. Тут же валялись кости, иногда обломки черепов. Ясно
было, что по ночам приходят сюда на трудовую вахту
"золотоискатели". Я слышал как-то разговор, о том что есть у кого-то из
местных уголовников подробный план захоронений и поэтому знают
они, где искать. И это было похоже на правду. Оставалось лишь
предположить участие в этом мероприятии милиции, или в роли
руководящей инстанции (что скорее всего), или в роли взымателя
мзды.
Разного рода самодеятельные копатели объявлялись здесь
время от времени. Стоило какому-нибудь захудалому экскаваторщику
объявиться в окрестностях со своей землеройной машиной, так он
норовил в свободное от основной работы время (обед, перекур
какой-нибудь) покопаться и на кладбище. Тянуло сюда всякую
нечисть. Было тяжело это видеть иногда. Но и бороться с этим не
было никакой возможности.
Как-то я прочитал в журнале "Юность" поэму
Вознесенского "Ров". Поэма в стихах и прозе. Страшная вещь. Очень сильно
она на меня подействовала. Пожалуй, опишу тебе этот странный
эпизод из своей биографии.
Дело было в выходной день. Я допоздна работал у себя
на даче. Ты знаешь, я в одиночку строил дом, и в тот вечер
работа у меня была довольно тяжёлая. Заливал железобетонную
плиту балкона. Замесов 9 пришлось сделать. И самому всё это
поднимать и укладывать в опалубку. Доработался до чёртиков.
Оказывается такое бывает: работаешь-работаешь, а в сумерках начинает
тебе вдруг мерещиться в кустах то тут, то там чёрный человек:
Домой ехал на последней электричке. А это целый час; правда,
удалось немного поспать сидя. Потом ещё от вокзала добирался на
дежурном транспорте больше часа:
Конечно, дома уже все спали. В кухне на столе
обнаружил всё, что полагалось мне на ужин и обещанный женой журнал
с будоражившей тогда умы поэмой.
Я быстро поел и намеревался на сон грядущий пробежать
глазами пару страниц. Но по мере того, как я читал, меня
охватывала какая-то дикая злость. Я не мог оторваться и кончил
читать часа в 3 ночи. Спать больше не хотелось:
Ты, возможно, читал эту поэму. Такие вещи у вас тоже
печатают. Тема там затрагивается такая : на месте массового
расстрела евреев около Симферополя (место так и называется "Ров")
идёт "добыча". Приезжают на машинах, работают по ночам при свете
фар. Устраивают вертикальные штольни и горизонтальные проходки с
крепёжкой лесом и досками. Добывают черепа и скелеты и
выпотрашивают их. Возможно, что-то и находят. Ибо люди, угоняемые
неизвестно куда, брали с собой всё ценное, что можно было взять:
Государство эти земли не охраняет. Но кто-то всё-таки пытается
с этим бороться. Был даже процесс. Среди обвиняемых оказалось
немало в центральной части деревья и приступили к прокладке
коммуникаций. Глубокие рвы пересекли территорию. При прокладке
канав землю обычно грузили на самосвалы и увозили. Когда же их
надо было закапывать, привозилась другая земля или мусор с
других строек.
Строительство футбольного поля шло полным ходом.
Строилась открытая эстрада и места для зрителей из железобетона,
сооружались колодцы для коммуникаций, ставились опоры освещения:
Однажды строители обнаружили, что им не хватает песка
для подготовки под плиточное покрытие дорожек. Решение нашли
оригинальное : тут же на кладбище организовали карьер -- благо
песок оказался нужной кондиции: Карьер разрабатывался несколько
дней. Образовался глубокий котлован с отвесными стенками.
Как-то в первой половине дня я заметил, что сотрудники
мои почему-то подолгу задерживаются у окон. Я поинтересовался,
в чём дело. Оказывается, уже в течении нескольких часов двое
мужчин, вооружившись лопатой, спустившись на дно карьера делают
в стенках углубления, добывая черепа. Сверху было хорошо видно
несколько черепов у ног лысоватого человека, особенно активно
работающего лопатой. Я позвонил в милицию. Через полчаса по
улице проследовал, не останавливаясь, милицейский УАЗик. Я позвонил
снова, но милиция появилась, когда в карьере уже никого не
было.
Вообще-то углубления, пещерки в стенках каналов и
траншей от работы золотоискателей появлялись регулярно.
В один прекрасный день я узнал, что строительство на
кладбище приостановлено! Как потом выяснилось, группа
американских журналистов отсняла репортаж о состоянии кладбища. Засняли
черепа и кости, валявшиеся тут и там, пещерки в стенках
каналов.
И оказалось, что по санитарным нормам вообще нельзя
вести какие бы то ни было работы там, где захоронения
производились менее чем 50 лет назад. А тут хоронили ещё в 1948
году:
Вскоре все неровности заровняли и некоторое время на
бывшем кладбище было "всё спокойненько".
Но вот уже летом 1991 года кому-то снова понадобился
песок добываемый в центре города. Очевидно, начали действовать
"экономические рычаги". И снова стал разрабатываться
кладбищенский "карьер".
Небольшой экскаватор трудился с самого утра до 5 часов
вечера. Самосвалы сменяли друг друга без задержки.
Водители внимательно следили за ковшом . Иногда процесс
замирал, кто-нибудь набирал землю в ведро и её через сито
тщательно просеивали. А вдруг золотая челюсть!:
Тут уж у меня на рабочем месте оказался фотоаппарат,
и я сделал несколько характерных снимков. Отошлю их тебе, Миша,
вместе с текстом.
Карьер действовал две недели. А через месяц котлован
закидали строительным мусором.
И ещё.
Когда-то давно, ещё задолго до войны, вокруг кладбища
были посажены деревья. До последнего времени оставалось в
"живых" два таких дерева. Два мощных дерева в диаметре 1,5-1,7м,
простоявших на этом месте, может быть, сотню лет. Сколько
человеческого горя им довелось повидать. И ветви у них были какие-то
странные, как изломленные от горя и боли руки, обращённые к
небу !
И вот 9 марта 1992 года, сидя на своих рабочих
местах, мы услышали и ощутили глухой удар, от которого содрогнулось
здание института. Это упало ближайшее к нам дерево. Трест
Зелёного строительства почему-то решил спилить эти деревья. Сначала
обрезали все ответвления, а затем спилили уже начавшее зеленеть
дерево.
Но до второго очередь не дошла. В Трест стали звонить
и требовать объяснения, почему рушат здоровые деревья. Очевидно,
это подействовало. Во всяком людную площадь:
Вот такие невесёлые мысли одолевают меня иногда
относительно судьбы народа и судьбы кладбища:
У нас тут в Минске вообще-то есть свои традиции, в
смысле загадочных смертей, время от времени, отдельных лиц
еврейской национальности. Можно вспомнить хотя бы убийство Михоэлса:
Кому-то горючее под дверь подливали с последующим поджогом:
Однажды целое семейство было вырезано: Всего, естественно, я знать
не могу:
А как расценить, например, такой случай.
В одном из проектных институтов уезжали одновременно 6
человек. Директор, получив, очевидно, взбучку в райкоме партии,
очень сильно рассвирепел. Это был тогда ещё молодой человек,
сын влиятельного папаши -- маститого деятеля культуры
республиканского значения. Папины связи позволили парню получить
директорскую должность практически через год-два после окончания
архитектурного факультета.
Но тип довольно гнусный, и у него были честолюбивые
планы : надо было ещё сделать кандидатские диссертации себе и
жене (силами института), надо было получить 5 комнатную квартиру
на троих. А тут товарищи евреи устраивают ему такие вот
неприятности !
Тем, кто уезжал, он устроил жестокую, унизительную
проработку в коллективе. И несколько месяцев перед отъездом не
показались им сладкой жизнью. Для остальных была проведена
аттестация, после которой количество потенциальных "изменников родины"
в институте сократилось на 32 человека.
Нашёлся-таки один "сорвиголова" из ещё оставшихся,
который на собрании открыто обратил внимание присутствующих на то,
что определённое национальное меньшинство среди не прошедших
аттестацию оказалось в подавляющем большинстве: Вот такая
неслыханная дерзость, по тем временам !
И так случилось, что через какое-то непродолжительное
время он был найден мёртвым в ванне с водой, у себя на
квартире. В тот день он был один дома. Ну, всякое могло
приключиться! Возможно, сердце отказало, возможно, поскользнулся, упал
-- бывает такое: Хотя, человек-то здоровый молодой -- до
сорока. С какой это стати, казалось бы !
Поэтому можно также предположить, что были у директора
связи с КГБ, а может быть, и сам он сотрудничал в этой
организации. Возможно, не простил он "зарвавшегося" еврея:
Но всё это без доказательств, не более, чем домыслы:
Это всё относительно судьбы народа здесь:
|
|
|
