КОНЕЦ ЕВРЕЙСКОГО КЛАДБИЩА
Х.Зельцер
В целом ворохе писем, которые просили меня передать
друзья и знакомые, одно оказалось без адреса. Не было и
номера телефона на конверте: Довольно плотный пакет, я заглянул
внутрь (благо он не был запечатан) , но подпись в конце мне
тоже ни о чём не говорила. Я стал читать -- письмо меня
заинтересовало: Было ясно, что оно адресовано вполне конкретному
человеку, но по видимому, я его не знал: Я перепечатал письмо,
удалив все частности и немного подредактировав по своему
усмотрению. Вот что получилось :
ПИСЬМО БЕЗ АДРЕСА НА КОНВЕРТЕ
ИЛИ ГЛАС ВОПИЮЩЕГО:
: Недавно, Миша, я проходил мимо дома, где была когда-то
квартира твоих родителей. Я начал считать время -- и ужаснулся !
Оказывается, прошло уже двадцать три года со времени вашего
отъезда. Мы ещё были сравнительно молодыми людьми, до сорока:
Помнишь, мы с тобой вывозили отсюда мебель, нехитрый
скарб твоих стариков : две кровати, диван, комод какой-то,
чтобы где-то на частном дворе упаковать это в "ящик" (была тогда
такая , не очень простая процедура).
Стояла неплохая погода конца лета, было тепло, иногда
даже выглядывало солнце. Машина задерживалась, и мы долго
стояли на углу возле дома: А потом потихоньку двинулись через
улицу и сквозь пролом в ограде оказались на территории Еврейского
кладбища. По узким проходам между камнями-памятниками я шёл за
тобой куда-то в выпущенной недавно у нас, называется она:
"Минск, страницы жизни дореволюционного города", я прочёл
удивительную вещь. Оказывается, до 1917 года в городе проживало 40%
евреев:
(Белорусы, как ни странно, составляли всего 8% населения!)
Еврейское кладбище располагалось внутри города и, судя по
памятникам тех лет, народ в стране не бедствовал. На карте 1912 года
оно ограничивалось треугольником улиц Слободской, Еврейской и
Московской. Уже в Советское время улицы были переименованы :
Слободская стала Мебельной , Московская -- ул. Клары Цеткин (хоть,
как говорят, ноги её отродясь здесь не ступало). Название
"Еврейская" поменяли на более "благозвучное" -- "Коллекторная", в
честь канализационного коллектора, проложенного здесь в годы
Советской власти. Именно на этой улице я и работаю.
Итак, в 1974 году, когда я перешёл сюда работать,
ситуация ещё не сильно отличалась от той, которая была в
момент твоего отъезда. Правда, в нижней части было уже расчищено
место для спортивных площадок расположенного на ул. Мебельной
училища строителей: Постепенно разбирали ограду . Делалось это
незаметно : то ли по вечерам, то ли по выходным дням небольшими
участками. Иногда в каком-нибудь пролёте ограды устраивался
провал между кирпичными столбами. К провалу подъезжала машина,
оборудованная небольшим краном. И на неё, при помощи брёвен и
троса, затаскивались особенно ценные блоки. (Теперь эти камни
легко можно узнать на других кладбищах города, их выдаёт
классическая обработка, совсем не свойственная современным памятникам.)
Примерно года через два была полностью демонтирована
ограда и снесены главные ворота -- трёхнефная кирпичная арка с
шестиконечной звездой:
Как-то зимой я зашёл в одно из помещений института
на втором этаже. Помещение было просторным, метров 7-8 в
ширину. Вся наружная стена представляла собой оконный проём. И во
всю ширину просматривалось кладбище. Время было предвечернее.
Освещённые верхние этажи призрачным синеватым светом подсвечивали
живописно прижатые друг к другу памятники с высокими снежными
шапками. Панорама была печально - великолепной. Кладбищенской
ограды уже не было, и первый ряд камней крупно возникал своим
заснеженным основанием на длинном белом подоконнике. Закрыв за
собой дверь, я некоторое время стоял и любовался. В зале,
заполненном столами с небольшими чертёжными досками (высоких кульманов
у нас тогда ещё не было), в середине в согбенной позе над
листом ватмана сидел седой человек. (Ты его, Миша, знаешь --
фамилия его Минкович. Он сейчас где-то в Канаде. Ты помнишь
его типично еврейскую физиономию ?) Я подумал, какой бы
интересный снимок можно было бы сделать и стал ходить вдоль стены,
приседая и поднимаясь, отыскивая интересные точки для съемки. Он
посмотрел на меня долгим испытующим взглядом, как на
ненормального, но не обмолвился ни словом: Жаль не было у меня тогда
с собой фотоаппарата.
Уже потом я жалел, что нет у меня кинокамеры. Это
было, когда памятники стали разбивать при помощи механической
раскачиваемой "бабы" : Я даже задумывал нехитрый сценарий, правда,
отдавая себе отчёт, что ни на каком смотре кинолюбителей
показать его не удастся. Мне представлялось, что в начале на
экране возникнут какие-то живописные группы памятников, отдельные
камни, фрагменты, надписи, в сопровождении грустных еврейских
мелодий. Могли бы прозвучать куски из песен на "идиш" (например
"идише мамэ"), колыбельная: Потом вдруг колыбельная, звучащая на
фоне какой-нибудь плиты, постепенно заглушается всёпобеждающим
рокотом мотора. Камера поворачивается в сторону и "наезжает" на
мощные гусеницы крана, подминающие под себя каменные обломки.
Крупно : железная баба обрушивается на памятники, ещё удар, ещё
удар : Камера удаляется и снова на экране живописные группы
каменных надгробий и тревожные аккорды классической музыки: К
сожалению, фильм так и остался благим намерением. Просто, не было
никакой уверенности, что где-нибудь когда-нибудь можно будет это
показывать. Да и не безопасно было заниматься съёмкой в этом
месте. Всякое могли пришить.
Процедура разрушения длилась около двух лет. Обломки
камней грузились на самосвалы и увозились. А частично
заравнивались бульдозерами в грунт: Вскоре всё кладбище превратилось в
пустырь, в летнее время густо зараставший чертополохом.
Ещё во времена Сталинского плана преобразования природы
между каменными плитами были высажены тонкие хлыстики тополей.
(Помнишь кантату, регулярно звучавшую когда-то по радио :
"Тополи, тополи, скорей ступайте во поле !") Теперь они разрослись и
доминировали на пустыре, давая прохладу "сообразительным" людям,
соображавшим на троих, на двоих и по другому. А вечерами
находиться здесь было не безопасно.
Потом, через какое-то время, в верхней части был
разбит сквер : подсажены деревья, проложены дорожки, поставлены
скамейки. Нижняя же, большая половина территории, оставалась
пустырём ещё очень долго.
К началу лета здесь развивалось буйство трав, сперва
жёлтые одуванчики, а потом уже всё остальное в положенной
последовательности: В июне месяце тут свирепствовали тополиные вьюги.
Пуха бывало так много, что вся зелень покрывалась белой
пеленой: Несколько сильных ливней с грозами -- и вновь яркие зелёные
цвета. Однажды под вечер, засидевшись после работы, я был
вознаграждён великолепными звуками соловьиных трелей, доносившихся из
кладбищенских зарослей.
Обычно в обеденный перерыв окрестности оглашались
криками заядлых спортсменов-любителей из нашего института. У нас
образовалась группа всепогодных футболистов в рангах от техника до
главного специалиста отдела. Каждый день вместе со звонком на
обед они вырывались из главного входа института пёстрой
колоритной толпой, одетые во что придётся. Гоняя впереди мяч, они
пересекали улицу и неслись сломя голову к футбольному полю в
центре кладбища. И ровно полчаса метались за мячом взрослые дядьки,
подстрекаемые воплями институтских болельщиков, которые были им
тут гарантированы только в случае хорошей погоды:
Но это, пожалуй, лирическое отступление. Вообще-то моё
повествование носит менее весёлый характер.
Мне приходилось пересекать кладбище довольно часто, то
ли утром по дороге на работу, то ли во время обеда. И
всякий раз здесь можно было обнаружить новые и новые раскопанные
могилы. Тут же валялись кости, иногда обломки черепов. Ясно
было, что по ночам приходят сюда на трудовую вахту
"золотоискатели". Я слышал как-то разговор, о том что есть у кого-то из
местных уголовников подробный план захоронений и поэтому знают
они, где искать. И это было похоже на правду. Оставалось лишь
предположить участие в этом мероприятии милиции, или в роли
руководящей инстанции (что скорее всего), или в роли взымателя
мзды.
Разного рода самодеятельные копатели объявлялись здесь
время от времени. Стоило какому-нибудь захудалому экскаваторщику
объявиться в окрестностях со своей землеройной машиной, так он
норовил в свободное от основной работы время (обед, перекур
какой-нибудь) покопаться и на кладбище. Тянуло сюда всякую
нечисть. Было тяжело это видеть иногда. Но и бороться с этим не
было никакой возможности.
Как-то я прочитал в журнале "Юность" поэму
Вознесенского "Ров". Поэма в стихах и прозе. Страшная вещь. Очень сильно
она на меня подействовала. Пожалуй, опишу тебе этот странный
эпизод из своей биографии.
Дело было в выходной день. Я допоздна работал у себя
на даче. Ты знаешь, я в одиночку строил дом, и в тот вечер
работа у меня была довольно тяжёлая. Заливал железобетонную
плиту балкона. Замесов 9 пришлось сделать. И самому всё это
поднимать и укладывать в опалубку. Доработался до чёртиков.
Оказывается такое бывает: работаешь-работаешь, а в сумерках начинает
тебе вдруг мерещиться в кустах то тут, то там чёрный человек:
Домой ехал на последней электричке. А это целый час; правда,
удалось немного поспать сидя. Потом ещё от вокзала добирался на
дежурном транспорте больше часа:
Конечно, дома уже все спали. В кухне на столе
обнаружил всё, что полагалось мне на ужин и обещанный женой журнал
с будоражившей тогда умы поэмой.
Я быстро поел и намеревался на сон грядущий пробежать
глазами пару страниц. Но по мере того, как я читал, меня
охватывала какая-то дикая злость. Я не мог оторваться и кончил
читать часа в 3 ночи. Спать больше не хотелось:
Ты, возможно, читал эту поэму. Такие вещи у вас тоже
печатают. Тема там затрагивается такая : на месте массового
расстрела евреев около Симферополя (место так и называется "Ров")
идёт "добыча". Приезжают на машинах, работают по ночам при свете
фар. Устраивают вертикальные штольни и горизонтальные проходки с
крепёжкой лесом и досками. Добывают черепа и скелеты и
выпотрашивают их. Возможно, что-то и находят. Ибо люди, угоняемые
неизвестно куда, брали с собой всё ценное, что можно было взять:
Государство эти земли не охраняет. Но кто-то всё-таки пытается
с этим бороться. Был даже процесс. Среди обвиняемых оказалось
немало в центральной части деревья и приступили к прокладке
коммуникаций. Глубокие рвы пересекли территорию. При прокладке
канав землю обычно грузили на самосвалы и увозили. Когда же их
надо было закапывать, привозилась другая земля или мусор с
других строек.
Строительство футбольного поля шло полным ходом.
Строилась открытая эстрада и места для зрителей из железобетона,
сооружались колодцы для коммуникаций, ставились опоры освещения:
Однажды строители обнаружили, что им не хватает песка
для подготовки под плиточное покрытие дорожек. Решение нашли
оригинальное : тут же на кладбище организовали карьер -- благо
песок оказался нужной кондиции: Карьер разрабатывался несколько
дней. Образовался глубокий котлован с отвесными стенками.
Как-то в первой половине дня я заметил, что сотрудники
мои почему-то подолгу задерживаются у окон. Я поинтересовался,
в чём дело. Оказывается, уже в течении нескольких часов двое
мужчин, вооружившись лопатой, спустившись на дно карьера делают
в стенках углубления, добывая черепа. Сверху было хорошо видно
несколько черепов у ног лысоватого человека, особенно активно
работающего лопатой. Я позвонил в милицию. Через полчаса по
улице проследовал, не останавливаясь, милицейский УАЗик. Я позвонил
снова, но милиция появилась, когда в карьере уже никого не
было.
Вообще-то углубления, пещерки в стенках каналов и
траншей от работы золотоискателей появлялись регулярно.
В один прекрасный день я узнал, что строительство на
кладбище приостановлено! Как потом выяснилось, группа
американских журналистов отсняла репортаж о состоянии кладбища. Засняли
черепа и кости, валявшиеся тут и там, пещерки в стенках
каналов.
И оказалось, что по санитарным нормам вообще нельзя
вести какие бы то ни было работы там, где захоронения
производились менее чем 50 лет назад. А тут хоронили ещё в 1948
году:
Вскоре все неровности заровняли и некоторое время на
бывшем кладбище было "всё спокойненько".
Но вот уже летом 1991 года кому-то снова понадобился
песок добываемый в центре города. Очевидно, начали действовать
"экономические рычаги". И снова стал разрабатываться
кладбищенский "карьер".
Небольшой экскаватор трудился с самого утра до 5 часов
вечера. Самосвалы сменяли друг друга без задержки.
Водители внимательно следили за ковшом . Иногда процесс
замирал, кто-нибудь набирал землю в ведро и её через сито
тщательно просеивали. А вдруг золотая челюсть!:
Тут уж у меня на рабочем месте оказался фотоаппарат,
и я сделал несколько характерных снимков. Отошлю их тебе, Миша,
вместе с текстом.
Карьер действовал две недели. А через месяц котлован
закидали строительным мусором.
И ещё.
Когда-то давно, ещё задолго до войны, вокруг кладбища
были посажены деревья. До последнего времени оставалось в
"живых" два таких дерева. Два мощных дерева в диаметре 1,5-1,7м,
простоявших на этом месте, может быть, сотню лет. Сколько
человеческого горя им довелось повидать. И ветви у них были какие-то
странные, как изломленные от горя и боли руки, обращённые к
небу !
И вот 9 марта 1992 года, сидя на своих рабочих
местах, мы услышали и ощутили глухой удар, от которого содрогнулось
здание института. Это упало ближайшее к нам дерево. Трест
Зелёного строительства почему-то решил спилить эти деревья. Сначала
обрезали все ответвления, а затем спилили уже начавшее зеленеть
дерево.
Но до второго очередь не дошла. В Трест стали звонить
и требовать объяснения, почему рушат здоровые деревья. Очевидно,
это подействовало. Во всяком людную площадь:
Вот такие невесёлые мысли одолевают меня иногда
относительно судьбы народа и судьбы кладбища:
У нас тут в Минске вообще-то есть свои традиции, в
смысле загадочных смертей, время от времени, отдельных лиц
еврейской национальности. Можно вспомнить хотя бы убийство Михоэлса:
Кому-то горючее под дверь подливали с последующим поджогом:
Однажды целое семейство было вырезано: Всего, естественно, я знать
не могу:
А как расценить, например, такой случай.
В одном из проектных институтов уезжали одновременно 6
человек. Директор, получив, очевидно, взбучку в райкоме партии,
очень сильно рассвирепел. Это был тогда ещё молодой человек,
сын влиятельного папаши -- маститого деятеля культуры
республиканского значения. Папины связи позволили парню получить
директорскую должность практически через год-два после окончания
архитектурного факультета.
Но тип довольно гнусный, и у него были честолюбивые
планы : надо было ещё сделать кандидатские диссертации себе и
жене (силами института), надо было получить 5 комнатную квартиру
на троих. А тут товарищи евреи устраивают ему такие вот
неприятности !
Тем, кто уезжал, он устроил жестокую, унизительную
проработку в коллективе. И несколько месяцев перед отъездом не
показались им сладкой жизнью. Для остальных была проведена
аттестация, после которой количество потенциальных "изменников родины"
в институте сократилось на 32 человека.
Нашёлся-таки один "сорвиголова" из ещё оставшихся,
который на собрании открыто обратил внимание присутствующих на то,
что определённое национальное меньшинство среди не прошедших
аттестацию оказалось в подавляющем большинстве: Вот такая
неслыханная дерзость, по тем временам !
И так случилось, что через какое-то непродолжительное
время он был найден мёртвым в ванне с водой, у себя на
квартире. В тот день он был один дома. Ну, всякое могло
приключиться! Возможно, сердце отказало, возможно, поскользнулся, упал
-- бывает такое: Хотя, человек-то здоровый молодой -- до
сорока. С какой это стати, казалось бы !
Поэтому можно также предположить, что были у директора
связи с КГБ, а может быть, и сам он сотрудничал в этой
организации. Возможно, не простил он "зарвавшегося" еврея:
Но всё это без доказательств, не более, чем домыслы:
Это всё относительно судьбы народа здесь:
Что ещё? С тех пор, как ты уехал, здесь у нас
построено много мемориальных комплексов, памятников погибшим
подпольщикам и т. п.
На так называемую монументальную пропаганду "родная
коммунистическая партия" никогда денег не жалела. Вот разве что, на
памятники на местах массовых расстрелов еврейского населения средства
не выделялись. Ты, наверно, помнишь сколько было шума по
поводу стихотворения Е. Евтушенко "Бабий яр". "Над Бабьим яром
памятников нет": В конце концов, пришлось-таки поставить памятник,
однако скульптурная композиция выражает официальную партийную
установку того времени : здесь расстреливались подпольщики и
военнопленные.
Те маленькие памятники, которые стоят по всей
Белоруссии на местах расстрелов еврейского населения, построены на
скудные средства оставшихся в живых.
Известная тебе "Яма" в Минске, где расстреляны
десятки тысяч, так и стоит там небольшой памятничек, установленный
на собранные деньги сразу после войны. За всё это время ничего
тут не изменилось. Да: Вместо одного фонаря направленного света
поставили два обычных: Зато поставлен рядом 9 этажный длиннющий
жилой дом, с балкона которого, если бросишь окурок, попадёшь в
"Яму" рядом с памятником. Дом строили фактически на костях !
Всё делается для того, чтобы не выделить памятник, а наоборот,
замаскировать.
С подобными памятниками в провинции обошлись ещё
хуже. Везде, где были надписи на идиш, они прикрыты сверху
вмонтированными каменными досками с надписью: "Памятник жертвам
фашизма в войне 1941-1945 годов". Очевидно, расчёт вели на то,
чтобы память о некогда живших здесь евреях со временем окончательно
стерлась:
Матерь моя, которая живёт сейчас в Израиле вместе с
моей сестрой, родом из еврейского местечка, что было под г.
Слуцком в Белоруссии. Когда началась война, в местечке этом
продолжали жить её родители. У них было неплохое хозяйство, дом,
хозпостройки, хлев, корова, лошадь, живность всякая. Пять дочерей
повыходили замуж и жили вместе с семьями в г. Бобруйске. Два
младших сына (19 и 21 год) как раз в это время служили в
армии. Ещё один сын по окончании архитектурного факультета
работал в Ленинграде.
Находясь в эвакуации, мы ничего не знали о судьбе
стариков. И только после освобождения Белоруссии стало известно,
что их больше нет.
После нашего возвращения мать несколько раз посещала
родительские места, пытаясь выяснить какие-нибудь подробности. Но
местные жители, пережившие здесь войну, даже те, которых она
хорошо знала, оказались не очень приветливыми. Ответы звучали
однообразно: ничего не знаю, не видел, не слыхал. Только в
годах уже семидесятых оставшиеся ещё в живых пожилые люди, когда
стало понятно, что никто ничего с них не спросит ни за
разграбленное еврейское добро, ни за, возможное даже соучастие в
убийствах, понемногу разговорились. И тогда картина стала
проясняться:
Как получается, деду моему "повезло", он умер в
первые дни войны ещё до прихода немцев. Умер, слушая у
репродуктора сводку информбюро (так говорят). Он был ещё не старым --
65 лет. Просто представил себе, что может произойти и с детьми
его и вообще: В местечке считалось, что он обладает даром
ясновидения. К нему даже обращались, когда надо было найти
заблудившуюся корову или заговорить её от волка. Он заговаривал людей
от болезней живота: (так утверждают мать и её сёстры). Мать
вспоминает, что получила тогда от бабушки телеграмму : "Дети,
приезжайте". Но время было очень тревожное. Надо было срочно
уходить на восток, - немцы продвигались очень быстро. Поэтому
телеграмма осталась непонятой, было не до поездок в деревню:
Уходить от свежей могилы мужа, от хозяйства своего
бабка моя в одиночку не решилась, и осталась в местечке
вместе с многими пожилыми евреями и не только пожилыми, ведь
причины у каждого могли отыскаться разные. Были и такие, которые
считали, что через месяца два Красная армия прогонит немцев:
Когда начались "акции по уничтожению", с самого начала
ей удавалось во время облав прятаться в погребе у соседей,
семьи белорусов, с которой всегда сохранялись хорошие отношения.
Но она не могла не знать, что происходит в двух километрах
от местечка.
Если верить тому, что рассказывали матери моей, там
происходило нечто страшное, нечто, не укладывающееся в
нормальном человеческом сознании. Я не знаю верить этому или нет,
такого я раньше не слыхал. Но нет предела подлости и злобе
человекоподобных... Выходит, что людей здесь даже не расстреливали, а
укладывали в ров живыми, послойно перекладывая тонкими брёвнами,
которые были тут в изобилии заготовлены при вырубке примыкающих
к местечку перелесков и кустарников. Стреляли только в
сопротивлявшихся: Кто были эти изуверы -- немцы, литовские легионеры
или местные полицаи?: Похоже, что просто экономили совместное
противодействие - неизвестно. Известно только, что где-то, не доходя
до места казни, она вдруг бросилась в сторону, стала бежать к
лесу и была застрелена:
Вскоре после войны силами евреев выходцев из этого
местечка на месте мученической гибели тысяч людей был установлен
гранитный обелиск высотой примерно в два человеческих роста. На
обелиске была выбита надпись на русском и на идиш. Последний
раз мать навещала это место в 1984 году. Есть фотография, где
она снята с группой односельчан на фоне этого памятника. На
снимке видно, что на чёрный гранит наложена сверху серая
бетонная плита с надписью на русском языке (только), выполненной с
несколькими грамматическими ошибками. Обращались в Обком партии,
и там заверили, что это было сделано из лучших побуждений.
Власти желали уберечь памятник от надругательства местных
хулиганов. Что касается хулиганов, то бывает и такое. Но то, что
сами власти поспешили над памятью безвинно замученных надругаться
первыми - это бесспорно !
Не знаю, останется ли здесь лет через 30 ещё
кто-нибудь. Молодёжь уедет, старики вымрут:
Был бы народ здешний поумней, сохранил бы памятники
для туристов, но думаю, вряд ли это произойдёт.
Да, Миша !: Большое письмо я тебе уже написал. Пишу
я его долго и давно: И уже почти не верю, что отправлю
когда-нибудь: Хватит ли у тебя терпения прочитать этот "ужастик":
Просто мучают меня иногда эти проблемы, и поделится
не с кем: Сажусь вот и пишу и пишу:
Меня не удивляет, что еврейство может сойти на нет
здесь, в "галуте". Удивляет другое:
Многие из тех, кто бывает в гостях у вас, Миша, в
Израиле не находят того еврейства, каким они представляли себе
его отсюда.
Я , например, был поражён, когда ты попросил меня
прислать записи еврейских песен из моей коллекции. Уж там то, в
Израиле, думал я, этой музыки сколько угодно, и записанной
более качественно. Оказывается записей сестёр Бэри, которые гремели
и в Америке и в Европе в 70 годах, у вас не найдёшь ни в
одном магазине. Мало того, где-то я прочёл, что когда-то в
гастрольной поездке по Израилю исполнение песен на идиш им
строго ограничивали.
Тех песен, которые так поднимают здесь наше
национальное самосознание, глубокоэмоциональных мелодичных песен наших
родителей, наших дедушек и бабушек, песен, от которых перехватывает
в горле и на глаза накатываются слёзы, у вас , говорят, не
слыхать ни по телевидению, ни по радио. А звучат постоянно
какие-то восточные или полувосточные мелодии. Нечто выхолощенное,
мало-эмоциональное: Учительница из ульпана, уроженка Израиля, очень
образованная женщина, казалось бы, всё знающая о еврействе,
понятия не имеет о песне "7.40"(самой еврейской из всех
еврейских).
Конечно, ты можешь себе представить степень моей
политической грамотности по части еврейства, иудаизма, сионизма: Живя
здесь, учась в советской школе, читая местную прессу,
признаюсь, я не имел возможности близко познакомиться с этими
проблемами, а может быть, не слишком этим интересовался.
Но мне всё-таки кажется, что язык "идиш" когда-то зря
выбросили. Знаешь ведь поговорку о том, что вместе с купелью
можно выплеснуть и младенца: Есть много пожилых людей, которые
когда-то учились на идиш, хорошо знают эту культуру. Всю жизнь
в галуте они ощущали себя евреями (со всеми вытекающими из
этого обстоятельствами). Но когда они приезжают на Землю
обетованную, чувствуют себя там неуютно (хоть и получают неплохие
пособия). Ни прочитать, ни написать, телевидение и радио не для
них !: В возрасте 65 - 70 лет иврит за 5 месяцев уже не
выучишь. Ни за 5 месяцев, ни за всю оставшуюся жизнь. Остаётся
существование на правах инвалидов -- без детей не ступить ни
шагу. В таком вот положении оказалась моя мать, которая выехала
лет 6 назад вместе с семьёй моей сестры.
Если даже попытаться перевести на иврит весь пласт
культуры, созданный на языке идиш в течении столетий (а это вряд
ли возможно), колорит этого языка безусловно будет утрачен.
Таким образом грядущие поколения евреев уже не будут знать
истинных Шолом Алейхема, Переса Маркиша и многих, многих других: Как
говорится, распалась связь времён. Из истории ясно, что это к
добру не приводит.
Если Израиль -- это Национальный очаг, так должна же в
нём теплиться национальная культура, национальная душа: А как
может выразиться душа еврея без идиша ?: Этого, Миша, я не
понимаю.
Конечно, мало из тех кто родился после войны знают
этот язык. Мне так до войны было уже почти целых 6 лет и я
ещё кое-что помню. Говорить, так с трудом, а понимаю многое. Я
хорошо помню колорит этого языка, помню какое там бесчисленное
количество поговорок, побасенок, стишков: Сколько юмора: Уверен,
что именно идиш повлиял на становление таких Советских
юмористов, как Райкин, Жванецкий, Хазанов и многих других. И не
только на юмористов, и не только на артистов и писателей, но и
на музыкантов и на представителей других видов искусства.
Надо было сохранить этот язык, как второй
государственный, хотя бы из уважения к шести миллионам говорившим на этом
языке и погибшим в Катастрофе:
И ещё: Говорил ведь Господь Моисею, что пойдёт народ
на Землю обетованную не с пустыми руками. Так почему же не
взять с собой богатейшее творчество народа. Сколько писателей:
Сколько композиторов, артистов: Бабель, Дунаевский, Утёсов: Разве
можно всех перечислить: У какого народа ещё есть такое
богатство: Так почему же им не воспользоваться: Вот и получается, что
евреев и еврейских передач на российских каналах больше, чем
на израильских. Так говорят: Это здорово, что изучаются у вас
корни народа, культура двухтысячелетней давности, но нельзя же
и без не столь отдалённой. Иначе получится "высшее образование,
но без среднего": Я слышал что-то, Миша, насчёт "плавильного
котла". Должна, якобы новая культура возникнуть, но не культура
ашкеназов, не культура "мизрахи", а что-то среднее. Но ведь
это несерьёзно. Уже Советский Союз доказал, что нельзя из многих
наций сделать одну, а из разных культур нечто новое. Надо
просто дать возможность каждой развиваться в полную силу и, таким
образом, научиться уважать друг друга. Когда над культурой
давлеют партийные установки, искусство превращается в "праздник
серости".
И ещё: Слышал я уж совершенно чудовищную вещь,
оказывается уровень знаний, которые даёт ваша школа, ниже чем в
бывшем Союзе !: Якобы в 7 классе дети ещё не изучают геометрию.
А ведь у нас тут давно уже поют такую песню :
"В первом классе задают с иксами задачи,
Кандидат наук и тот над задачей плачет :"
Где-где, а в Израиле должны быть сплошные вундеркинды ! Зачем
же упускать время, важное для развития ребёнка. Иначе кто там
у вас будет заниматься физикой и математикой, когда кончится
алия из СНГ: И стремление получить высшее образование у
израильтян на много ниже, чем это было у евреев Советского Союза.
Оказывается у вас даже среди членов правительства не все имеют
высшее образование. Извини меня, Миша, но это уже ни в какие
ворота:
Когда-то в пятидесятых, когда Пошёл он к врачу и
говорит: "Не хочу ни о чём думать, сделай из меня "чукчу" (да
простят меня народы крайнего севера). Врач объясняет ему, что
придётся для этого вырезать 30% мозгов. Но репатриант
настаивает на своём: После операции обнаруживается ошибка : удалено не
30%, а 70: Врач заикаясь, весь в волнении, просит прощения у
пациента. На что следует ответ уже на чистом иврите : "Тов,
бэсэдэр, ло хашув!:" -- Теперь из него получился настоящий
израильтянин ! Вот такие слухи доходят до нас, Миша.
Произошло то, что Европейские евреи, поражавшие
человечество своими мозгами, своим стремлением к образованию, усилиями
этого народа, жертвами его фактически создано государство
Израиль, теперь они утрачивают свою роль всё более и более теряют
себя в Государстве. Являясь в силу своей принадлежности к
Европейской культуре, более демократичными и либеральными они
соглашались на любые самоограничения, лишь бы не было шума, только
бы не было межэтнических обострений в обществе. Согласились с
упразднением своего языка, своих песен, своей культуры,
выработанной многими поколениями. Миша, когда у вас в Кнессете
Восточные евреи будут в большинстве, когда они займут ключевые
должности в правительстве (а это будет, ибо клановость у них развита
сильно, держаться друг за друга и отстаивать свои интересы они
умеют), выходцам из Европы станет не лучше чем здесь у нас.
Появится фобия, появится дискриминация, и тогда снова дороги,
дороги:
И поэтому посещают меня иногда грустные мысли: " А не
удалось ли нашим врагам, всё-таки, решить окончательно
"еврейский вопрос"? Фашисты уничтожили 6000000, коммуняки лишили языка,
культуры, веры, уважения к себе. И свои тоже руку приложили."
На что надеяться ? Возьмутся ли ваши ашкеназы за свои
светлые головы, осознают ли свое место истинное? Или надеяться
на Америку: Может быть, там ещё какое-то время будет
сохраняться еврейство: Это я всё о судьбе народа:
Миша, прости меня, конечно. Это моё личное, не
просвещённое мнение. Оно вряд ли совпадает с твоим:
И снова, возвращаясь к теме о судьбе кладбища.
Я знаю, у нас тут группа архитекторов еврейской
национальности пытается пробить проект мемориала на месте кладбища.
Но надежд на то, что государство выделит деньги на
строительство -- никаких. Наш президент - это яркое порождение колхозного
строя - конечно же, пошлёт их очень далеко. И они, Миша, поедут
к вам за деньгами, надо думать.
А на вашем месте я бы не спешил собирать эти крохи
с новых репатриантов. Во-первых, потому, что это прямой долг
Белорусского государства заботиться о памяти граждан своих. И
во-вторых, было бы лучше построить мемориал в Израиле. Иначе
может случиться, что через небольшой промежуток времени забудут
израильтяне какие страдания выпали на долю их предков и где их
могилы. Здесь же, в наших краях, мемориал памяти евреев вряд ли
будет вызывать сочувствие у населения.
Это хорошо, что выходцы из Белоруссии собираются
заложить в Израиле Лес Памяти. Так вот в этом лесу создать бы
"сад камней". Где на каждом камне было бы выбито название
города или селения, в которых оставлены еврейские кладбища, места
расстрелов и захоронений еврейского населения Белоруссии: Чтобы
была возможность поставить рядом свечку, положить цветы: А
камней, я знаю, в Израиле много. Надо только чтобы поработали тут
архитекторы и художники: Это можно себе представить и в виде
возникающих среди зелени леса причудливых каменных столбов,
имитирующих деревья с отпиленными у основания ответвлениями (на
сколько я понимаю, это была традиционная форма памятников над
могилами многодетных матерей на еврейских кладбищах в Белоруссии):
И расставлены они могли бы быть на каменном основании в виде
карты нашей "доисторической" Родины: И были бы тогда посетители
у этих камней. И осталась бы память в народе:
Спускался я недавно в подземный переход на
Привокзальной площади. В самом низу лестницы, прислонившись к перилам,
стояла высокая согбенная старушка с протянутой рукой. Лицо её
было прикрыто тёмным платком, но когда я с ней поравнялся, мне
показалось, что она очень похожа на мою мать. На вид ей было
все 80-85, она смотрела вниз и, ни к кому не обращаясь,
говорила с сильным акцентом, переходя с русского на идиш. Мне
удалось разобрать : ":Этлахе копкес: Ныто вос цу эсун: Помогите
одинокому человеку:" У меня сильно сдавило в горле. Я зажал рот
рукой и, пройдя несколько шагов вперёд, резко свернул за угол.
Там я судорожно стал выгребать из карманов всё, что у меня
было, -- вернулся, сунул ей в руку целую кучу наших "зверюшек" и,
быстро удаляясь, успел расслышать слова благодарности : "Золстэ
зайн гизунт, зунэлэ майнэр:"
Дома я ещё долго не мог отойти: Потом вытащил из
встроенного шкафа старый свой магнитофон "Днепр-10" (ты его ещё
должен помнить, Миша). Не выбрасываю я его только ради катушек
с записями сестёр Бэри. Поскрипывает, попискивает, но музыку
воспроизводит качественно. Пытался было переписать с него записи
на кассетный магнитофон, но ничего не получилось из-за сильного
фона.
Сестёр Бэри я могу слушать бесконечно: Какие чистые,
трепетные голоса!: Исполнение, по-моему, на грани человеческих
возможностей: И такие родные мелодии!: Как будто бы они входили в
сознание вместе с молоком матери: "Бублички", "Купите папиросы",
"Майн штейтале Бельц", "А бривэлэ дэр мамэн": Вряд ли
кто-нибудь до этих сестёр мог так выворачивать еврейские души.
Меня трясёт, спазмы сжимают горло, глаза заволакивают
слёзы: Дома никого нет, мне некого стесняться: Становлюсь вот
к старости сентиментальным. Такие, Миша, дела:
1995 год.
Разработка карьера на месте еврейского кладбища.
|
