Помню, стоял удивительно теплый весенний день. После дождя яркое солнце растопило и согрело лужи, журчали ручьи. Это ласковое тепло чувствовалось сквозь прохудившиеся ботинки, заполненные просочившейся водой. Я брела по привычному маршруту, направляясь в сторону Суражского рынка. Здесь меня и приметила деревенская женщина. Она приехала в город из деревни, что под Раковом, раздобыть немного соли. Но об этом я узнала позднее. А тогда она незаметно подошла ко мне и шепотом сказала:
- Дзяўчынка, iдзi за мной, не адварочвайся i не спыняйся. Я бачу, ты - яўрэечка.
Видно было, как она волновалась. И мы прошли с ней метров сто, туда, где в стороне от рынка, стояла ее подвода. Там было безопасное, безлюдное место. Прикрыв меня собою так, чтобы я не привлекала внимание редких прохожих, она продолжала:
- Паедзеш са мной, дзетка. Я цябе выратую. Але, запомнi, нiкому аб тым, што ты яўрэечка. Нават майму мужыку Кузьме нiчога не кажы. Ен можа, калi выпье, а пьянцы можа прагаварыцца. Нiкому нiчога не расказвай, сама забудзь, хто ты. Людзi ўсялякiя ёсць. Ты на яўрэечку не падобна - вочы ў цябе блакiтныя, я цябе выратую.
Во всем ее облике, в умении участливо слушать было нечто непередаваемое, материнское, вызывающее абсолютное доверие. Я готова была пойти за ней на край света. Я все рассказала о себе, сказала, что с радостью поеду с ней, только мне надо о своем решении сообщить дяде в гетто.
Мы условились встретиться через час на том же месте. В течение этого часа мне посчастливилось повстречать знакомого мальчишку из гетто, который так же, как и я, бродил по городу в тщетных поисках возможности вырваться на волю. Он пообещал передать дяде о моем решении. Это облегчило мою задачу: мне не надо было пробираться в гетто с риском для жизни. Как я узнала впоследствии, он выполнил мою просьбу.
В назначенное время я пришла на место встречи. Тетка Стефания (так ее звали) уже ждала меня, мы сели в повозку и поехали. Благополучно выехали из города и по Раковскому шоссе направились к хутору, расположенному в восьми километрах от Ракова. Там жили мои хозяева.
Стояли последние дни апреля. Уже вовсю зеленели поля, цвели сады, пахло согретой солнцем землей. Свернув с шоссе на проселочную дорогу, мы окунулись в объятия по-весеннему нарядного леса, простиравшегося по обе стороны дороги. Особенно красивы были березы. Их ярко-зеленый убор дрожал и блестел на солнце. В природе все было разумно и гармонично. Странным казалось, что, соседствуя со смертью и горем, она не соучаствует в этом великом страдании. "Не может быть, - подумала я, - чтобы эти нежные хрупкие березки не чувствовали того же, что испытывала я".
- Трэба прыдумаць байку, дзе i адкуль я цябе ўзяла, хто твае бацькi, а пра гета i пра ўсе, што з табою здарылася, нiкому нiчога не кажы. Ты скажаш, што твае бацькi загiнулi у бамбёжку ў Мнску, ты засталася адна i жыла ў чужых людзей. А завуць цябе Зося, цi Соня, як хочаш сама.
Такую она сочинила версию моей судьбы, в которую я должна была вжиться и поверить. Обо всем этом мы в дороге и договорились.
Она привезла меня на хутор, в свой большой, можно сказать, новый еще пахнущий смолой и свежей сосной дом. Он состоял из трех светлых комнат и кухни с отдельным входом. Познакомила со своим мужем, дядькой Кузьмой. Детей у них не было. Меня сытно и вкусно покормили. Напряжение и тревога оставили меня. Я расслабилась и уснула тут же за столом, не дойдя до постели.
Меня разбудили рано утром. Стояла весенняя страда, мои хозяева на рассвете отправлялись в поле, а мне поручили работу по дому: истопить печь, поставить на день обед, убраться. Я старалась угодить моим хозяевам. У меня не все получалось так хорошо, как хотелось бы, но они терпеливо учили меня, и мне казалось, были мною довольны. Где-то к обеду, закончив свои домашние дела, я ждала возвращения с поля тетки Стефании. Время ожидания тянулось долго, картины пережитого всплывали перед глазами, возвращали меня в гетто, тяжелые воспоминания не давали покоя.
К вечеру с поля возвращались мои хозяева. Доброта и внимание тетки Стефании вселяли надежду, что все образуется: мир не без добрых людей, кругом так много доброго и светлого, ради чего стоит жить. Но на следующий день начиналось все сначала, хозяева отправлялись в поле, я оставалась одна. Я жаждала общения, людей, друзей. Меня пугало одиночество, преследовали страшные картины пережитого.
Так прошел примерно месяц. Я никак не могла отойти, изжить страх, распрямиться, напоминала запуганного, забившегося в угол зверька. Тетка Стефа видела все это, понимала меня и как могла выхаживала и отогревала.
- Ты падобна на запужанае птушаня з перабiтымi крыламi, апраўляй крылы, выходзь на волю, ты ж такая ж, як i ўсе, запомнi гэта, ты такая ж, як i ўсе, - учила она меня, билась о мою замкнутость и отчужденность, как рыба об лед. Я поняла, что обязана выйти из своего внутреннего заточения только для того, чтобы тетка Стефания одержала надо мной победу. Тем самым я отблагодарю ее за все то, что она делает для меня.
Я старалась забыть пережитое, не вспоминать о нем, мечтала о том времени, когда наконец закончится война. Но каким оно будет, это послевоенное время, я не представляла.
- Вот сёння, дзетка, ты зусiм другая, прыгожая, вясёлая, такой будзь. Радуйся, радуйся ўсяму - сонцу, кветачкам, ты жывеш, ты жывая i дзякуй Богу, - подбадривала она меня. Время брало свое и возвращало к жизни.
Наш хутор стоял довольно далеко от дороги, а ближайшие деревни отстояли от него почти на 5-7 километров. Кругом ни души, только отдаленные выстрелы, отчетливо слышимые в ночи, возвращали в реальность, напоминали о страшной войне.
Однако вскоре этот относительный мир и покой были нарушены. В расположенный вблизи от хутора амбар привезли беженцев из Орловской области - женщин, детей, стариков. Были среди них и подростки, мои ровесники. Их привезли в крытых грузовиках, кого в чем, полураздетых и разутых. Полицаи и эсэсовцы выбросили людей из машин, как скот, оставили и уехали.
- До особого распоряжения, - как объявил полицейский.
Каким и когда будет это распоряжение, никто не знал. Поговаривали, что трудоспособных отправят в Германию, а остальных... Допускались страшные домыслы.
Я сразу подружилась с беженцами, нашла среди них настоящих друзей и подружек, искреннее сочувствие старших к моей судьбе. Старалась как можно скорее сделать положенную мне работу по дому и уходила к ним. Мы вспоминали довоенное детство (оно казалось нам безмятежным и счастливым), мечтали о том времени, когда закончится война и мы снова сумеем вернуться в тот, казавшийся нам теперь идеальным, навсегда ушедший довоенный мир.
Крестьяне из окрестных деревень тоже вскоре прослышали про беженцев. Помогали им кто харчами, кто одеждой. Василю Жуковскому из ближайшей деревни Яцевщина подсказали, что среди них он найдет на лето няньку для своих малолетних детей. С этой целью и пришел на хутор. Я, как всегда, в послеобеденное время была среди своих новых подружек. Выбор пал на меня. Приняв меня за беженку, он спросил:
- Ты б хацела няньчыць маленькiх дзетак? У мяне iх двое: Коля - тры гады i Верачка - паўтара гадочкi. Будзеш жыць з намi, есцi тое, што мы ядзiм, апранацца ў тое, у што мы апранаемся. Што будзе з намi, тое i з табою. У абiду цябе не дадзiм.
Мне так захотелось пойти с этим крестьянином в его деревню, понянчить его деток, помочь по хозяйству... Так одиноко и тоскливо проходили мои дни на хуторе. Но я сказала дядьке Василю, что согласна пойти к нему в няньки только с разрешения моих хозяев. Я не могла обидеть тетку Стефанию, и если она не позволит, я от нее никуда не уйду. Заручившись моим согласием, дядька Василь решил ждать.
- Мне спадабалася ваша дзяўчынка, можа б, вы яе адпусцiлi на месяцы два-тры да мяне у нянькi, а на зiму яна назад вернецца да вас? - деликатно спросил он, когда мои хозяева вернулись.
Тетка Стефа отозвала меня в сторону и шепотом сказала:
- Я думаю, што табе трэба iсцi да яго. Бачу я, ён чалавек спакойны, харошы. Веска, людзi. Сярод людзей лягчэй схавацца, выжыць. I гора тваё памаленьку забудзецца ў працы, што ты тут адна цэлымi днямi. Толькi, гпядзi, нiкому не кажы, хто ты ёсць на самой справе, людзi ўсялякiя ёсць, не спадабаецца, вернешся назад да мяне. Я цябе заўсёды прыму.
Мы тепло расстались. Я направлялась к своим новым хозяевам, навстречу новой жизни, новой судьбе. Что она мне готовит? Шли мы не спеша, пришли в деревню в сумерки.
|
